Рынок углеводородов – основа основ российской экономики

В 2020 году доля нефти и газа в общем объеме российского экспорта была 49,6 %, что меньше на 12,5 %, чем в 2019-м. Это следствие снижения объемов добычи черного и голубого золота и падения цен на энергоносители, вызванного пандемийными ограничениями. 2020-й стал самым тяжелым годом за всю историю углеводородной отрасли.

Сейчас ситуация улучшилась. Крупнейшие игроки отчитались о своих доходах за первое полугодие 2021 года. ПАО «Роснефть» заявило о чистой прибыли в $5,1 млрд. Это на 51 % больше, чем за тот же период прошлого года. ПАО «Газпром» за 6 месяцев заработало 718,31 млрд рублей, что является рекордом для этой компании. В прошлом году – с января по июнь – газовый гигант потерпел убытки в размере 253 млрд рублей. О существенном увеличении чистой прибыли в первом полугодии заявили также ЛУКОЙЛ и «Татнефть».

Стабилизации рынка энергоносителей способствовали как минимум два фактора. Во-первых, постепенное восстановление экономик после ковидного шока прошлого года. Во-вторых, погода: в Европе зима и начало весны были непривычно холодными, поэтому на отопление ушло больше газа, чем обычно, и его подземные хранилища опустели. Дефицит голубого топлива в 10–15 млрд кубов в европейских ПХГ сохраняется до сих пор, поскольку «Газпром» игнорирует заявки на дополнительные поставки по трубопроводам, а суда с СПГ плывут в Азию, где за тысячу кубов платят больше, чем где бы то ни было.

Тактика, выбранная «Газпромом», легко объяснима: естественная монополия убивает сразу двух зайцев – поддерживает высокие цены на свой продукт, чтобы получить наибольшую выгоду, и стимулирует европейцев способствовать быстрейшему запуску газопровода «Северный поток – 2», первая ветка которого в условиях максимального благоприятствования может заработать уже в ближайшие 2–3 месяца.

Резкий рост стоимости газа в Европе спровоцировал скачок цен на уголь, которым в срочном порядке стали заменять голубое топливо. Например, в Германии, где из-за непривычно слабых ветров сократилась ветрогенерация электроэнергии, «недостающий свет» пришлось вырабатывать, сжигая по старинке уголь или газ. По подсчетам экспертов, в начале августа один «угольный» мегаватт давал больше €12 прибыли, в то время как один «газовый» – почти €14 убытка, так что в Старом Свете, если это технически возможно, для электрогенерации будут использовать уголь.

Резкому росту цен на уголь способствует и его дефицит в Азии, вызванный сокращением экспорта из Индонезии и ЮАР. Внутрироссийская цена на это минеральное топливо тоже увеличивается, да так, что в ДФО в ближайшее время поднимется тариф на электроэнергию, вырабатываемую на ТЭС. Ее поставщику, ПАО «РусГидро», необходимо компенсировать скачок цены на уголь с 3680 рублей до 6500 рублей за тонну, который произошел за первые 8 месяцев этого года.

В общем, в 2021-м цена на все ископаемые горючие показывает рост, который, скорее всего, будет продолжаться. 

Отрасль, работающая на экспорт

Российский рынок углеводородов разнороден: газовая отрасль по сути монополизирована «Газпромом» (94 % добычи), в нефтяном сегменте доминирует государственная «Роснефть», в угольном хозяйстве много крупных и средних частных компаний, лидером среди них можно назвать СУЭК, извлекающую треть российского энергетического угля. Также большинство металлургических компаний – Северсталь, ММК, НЛМК, En+ Group – добывают уголь, который идет преимущественно на их собственные нужды.

Пока общественное внимание было приковано к нефти и газу как столпам нашего экспорта, старый добрый уголь показал, что его рано списывать со счетов. Для сравнения: если в 2000 году в России добыли 258 млн тонн угля, 43 млн из которых ушли за границу, то в 2019-м – уже 440 млн тонн, 205 млн из которых уехали за рубеж, то есть за почти два десятилетия добыча угля увеличилась в 1,7 раза, а экспорт – почти в 5 раз.

Рост этот случился за счет стран АТР, в первую очередь Китая. Если в начале нулевых на Восток уходило чуть более 20 % российского экспортного угля, то сейчас свыше половины – 57 %. И доля эта, скорее всего, будет увеличиваться, ведь Европа планирует отказаться от угля к 2035 году, а Азия готова использовать его минимум до 2060-го.

Конечно же, российские экспортеры углеводородов полностью зависимы от внешних условий – экономических и политических. Так что если на эти условия можно влиять, то такое влияние оказывается. Поэтому в конце 2016 года Россия, наряду с Казахстаном и Азербайджаном, присоединилась к соглашению ОПЕК+, которое объединило крупнейшие страны-производители нефти и за неполные 5 лет существования доказало свою эффективность, особенно во время острой фазы пандемии в середине прошлого года. Принцип работы этой организации прост: в соответствии с колебанием спроса на нефть страны ОПЕК+ то сокращают, то увеличивают ее добычу, что позволяет поддерживать комфортную и для производителей, и для потребителей цену на баррель ($65–75) и избегать ее скачков. Ведь слишком высокая цена на нефть приведет к падению рынка.

На рынках газа и угля нет такого международного регулятора, как ОПЕК+, поэтому их стоимость, а также объемы добычи определяет соотношение спроса и предложения. Ископаемое топливо отправляется туда, где за него больше платят. И пока самым перспективным рынком является Азия, особенно Китай, куда уезжает львиная доля российского энергетического угля, а также значимая часть нашей экспортной нефти и нашего экспортного газа.

Сейчас спрос на углеводороды находится под влиянием такого важного фактора, как политика декарбонизации: развитые страны стремятся минимизировать выработку электричества и тепла из горючих ископаемых, заменяя их возобновляемыми источниками энергии (ВИЭ). В Европе и США уже много полей с солнечными панелями и ферм с ветрогенераторами. Однако нынешний год показал, насколько они еще ненадежны. Особенно ярким примером был мартовский коллапс в Техасе, где обледеневшие ветряки пришлось отогревать минеральным топливом.

В энергетическом балансе самых развитых стран ВИЭ имеют долю всего несколько процентов. Конечно, их значение и степень надежности будут расти, топливная корзина государств будет диверсифицироваться, однако до полного отказа от угля, нефти и газа еще далеко. Поэтому ближайшие 50–70 лет Россия сохранит свое лидирующее положение на рынке минерального топлива.

  Проблемы российского рынка углеводородов

Сложности, которые существуют у нашей углеводородной отрасли, можно объединить в несколько групп:

• Технологические. Например, коэффициент извлечения нефти (КИН) – 22 % – у нас более чем в 2 раза меньше, чем в ведущих нефтедобывающих странах. Для сравнения: в Норвегии и США, где эффективно используют методы увеличения нефтеотдачи (МУН), а именно закачку в пласт CO2, метана, воды, пара и др., он составляет 45–50 %. В России проекты с применением МУН можно пересчитать по пальцам, так как компании не видят в них экономического смысла, поскольку затраты добычу с увеличением нефтеотдачи ощутимо выше, чем на классический способ извлечения черного золота.

По оценкам специалистов, оптимальный КИН для России – 38%. Если государство предусмотрит дополнительные налоговые стимулы, этот показатель может быть увеличен до 45 %. В следствие чего до 10 млрд тонн вырастет объем извлекаемой нефти.

Другая наша беда – недостаток собственных инженерных решений в сфере производства оборудования и технологий извлечения труднодоступных ископаемых горючих. До введения санкций 2014 года проблема решалась импортом из Европы и США. После введения ограничений нашим специалистам пришлось начать создавать собственную научную и техническую базу для преодоления этой проблемы.

• Санкционные. В 2014 году США и ЕС ввели запрет на поставку российским компаниям оборудования для добычи на глубоководном шельфе и шельфе Арктики, а также для извлечения запасов сланцевой нефти. Эти запреты, с одной стороны, повредили нашим сырьевикам, не позволив быстро развивать новые проекты, с другой, они же простимулировали наши компании опираться на собственные силы и в будущем обрести независимость от западных технологий и материалов.

• Регуляторные. С 2023 года ЕС планирует ввести трансграничное углеродное регулирование. На первом этапе компании-экспортеры будут только отчитываться об объемах выбросов парниковых газов в процессе добычи сырья или производства продукта, на втором (с 2026 года) – уже платить определенный сбор за них, поскольку с европейских промышленников такой налог взимается. Анатолий Чубайс считает, что такой платеж будет стоить нашей стране 1/10 ВВП. Как решать эту регуляторную проблему, пока непонятно.

• Логистические. Особенно они остры для угольной отрасли, поскольку железные дороги Восточной Сибири и Дальнего Востока, называемые Восточным полигоном, просто не способны справиться с тем объемом грузоперевозок, который необходим экспортерам. С 2018-го в нашей стране реализуется проект развития транспортных артерий этого направления. За три года удалось увеличить пропускную способность этого участка со 120 до 144 млн тонн. По плану в 2024 году эта цифра должна составлять 180 млн, а нашим угольщикам еще вчера нужно было свыше 200 млн. Плюс, для энергоснабжения этих перевозок необходимо нарастить объемы угольной электрогенерации, в том числе построить ТЭС в Хабаровском крае, а кроме того, протянуть несколько тысяч километров линий электропередач. На все это нужны сотни и сотни миллиардов рублей. Большую часть затрат на реализацию проекта готово взять на себя государство, в том числе предоставив средства из Фонда национального благосостояния.

Таким образом, проблемы отечественной отрасли углеводородов являются отражением внутрироссийских и общемировых экономических и политических процессов. 

Что ждёт углеводороды в будущем?

С учетом политики декорбонизации в течение ближайших десятилетий доля углеводородов в мировом энергетическом балансе будет последовательно уменьшаться. Первым под сокращение попадет энергетический уголь (коксующемуся пока ничего не грозит, потому что ему нет реальной альтернативы), затем – нефть. А вот объем потребляемого газа, скорее всего, будет расти, поскольку по возможности им будут заменять уголь и нефть, так что до конца текущего столетия полностью отказаться от ископаемого горючего не удастся.

Получается, всё текущее столетие в мире будут главенствовать две тенденции:

• Поиск баланса между сокращением негативного антропогенного влияния на природу и сохранением доступности всех видов энергии для потребителей.

• Электрификация и газификация процессов, в которых обычно используются нефть и нефтепродукты. В первую очередь на электричество и газ массово переведут частный легковой и коммерческий грузовой автомобильный транспорт.

У России же сейчас другие задачи. Наш углеводородный сектор претерпевает серьезные изменения: компании внедряют инновационные способы добычи горючего топлива, занимаются модернизацией, автоматизацией и роботизацией технологических процессов. От способности российских нефтяников, газовиков и угольщиков постоянно оптимизировать свою деятельность зависит не только успех их бизнеса, но и будущее благополучие нашей страны. Ведь если тратить доходы от экспорта сырья на создание современной инновационной диверсифицированной экономики, то со временем эксплуатация природных богатств станет лишь ее существенной частью, а не основой основ.